— Не открывайте, пожалуйста, шкаф, — сказала она. — Там наверняка медведь.
— Эй, квартиранты! — громко сказал отец. — Выползайте на свет божий, слышите?!
Квартиранты молчали. Только большой мохнатый паук сердито закачался в углу под потолком в своем серебристом гамаке.
Глава третья
— У меня пропал рюкзак, — сказала Аленка. — С книгами.
Это было любопытно. За два дня, что мы приводили дом в порядок, ни одна живая душа не показалась нам на глаза. Не мог ведь прийти из леса медведь и утащить Аленкин рюкзак с книгами? С историческими романами. Аленка очень любила книги про средневековых рыцарей. Просто была без ума от них. Ей нравилось, что рыцари устраивали в честь своих дам турниры и насмерть убивали друг друга длинными копьями. А дамы оплакивали их. Начитавшись этих романов, Аленка иногда совсем обалдевала. Однажды поздно вечером я увидел такую картину: стоит Аленка перед зеркалом, закутавшись в бархатную скатерть с бахромой, и что-то шепчет. Я окликнул, она — ни гугу. Смотрит в зеркало и шепчет. Тогда я подошел поближе и дернул за скатерть.
— Ты как лунатик, — сказал я.
Аленка удивленно уставилась на меня, словно не узнавая, потом отшвырнула скатерть в сторону и сказала:
— Лунатики по карнизам ходят. Ночью… Может быть, из этой скатерти я хочу сшить тунику.
— Что?!
Аленка не стала объяснять, что такое туника. Она выпроподила меня на кухню и велела поставить на плиту чайник.
Все мальчишки из нашего дома хотели дружить с Аленкой. Я слышал, как старшеклассники говорили, что Аленка очень хорошенькая. Она блондинка, а глаза черные. Мальчишки ей записки пишут и просят меня передавать. Мне не жалко, я передаю. Да что толку-то? Аленка наших мальчишек не замечает. Они-то не знают, в чем дело, а я знаю. У Аленки на уме средневековые рыцари. А нашим мальчишкам куда до них! Вот если бы они носили кольчуги и устраивали турниры, тогда другое дело, тогда Аленка замечала бы их. Один раз был турнир. Двое подрались из-за Аленки, за гаражами. Десятиклассники. Наставили друг другу синяков, а потом помирились. Вежливые такие стали, пошли мороженым угощаться. Вот если бы они убили друг друга, то Аленка, может быть, и оплакивала бы их. Когда я рассказал Аленке, что из-за нее подрались за гаражами, она, расчесывая на ночь волосы, спросила:
— Генка с Вовкой?
— Генка поставил Вовке огромный фонарище под правый глаз.
— После чего Вовка, конечно, поднял забрало…
— Чего?!
— Вовка сдался?
— Он Генке нос расквасил… Потом отдал ему носовой платок, и они пошли есть мороженое.
— Мальчишки! — презрительно сказала Аленка и возмущенно тряхнула головой.
Влюбился в Аленку незнакомый мальчишка. Не из нашего дома. Одно время он каждый день провожал ее из школы. Не под ручку, конечно. Он шел позади и молчал. Так за все время и не сказал ни одного слова. Аленка даже не знает, как его зовут. Два раза его наши мальчишки отколотили. За гаражами. А он все равно провожал. Белобрысый такой парнишка с желтым портфелем. А потом куда-то исчез. Перестал провожать. Не из-за мальчишек, конечно. Наверное, он далеко жил от нашего дома. Возвращаясь из школы, Аленка первое время оглядывалась. Но белобрысый мальчишка с желтым портфелем больше не появлялся…
Аленка чуть не плакала: как она теперь будет жить без книг? В рюкзаке лежали романы Вальтера Скотта, Дюма. Не могли мы по время уборки куда-нибудь засунуть рюкзак? Аленка говорит, что весь дом обыскала: рюкзака нет.
— А Дед на что? — сообразил я. — Зови старикана, сейчас твой рюкзак найдем!
Я дал Деду понюхать Аленкину книгу, и он отправился на поиски рюкзака. Дед исключительно толковый пес. Дедом прозвали его из-за бороды и седины. Вообще-то он еще молодой. Три года ему. А седым он родился. Квадратный, голова кирпичом, борода рыжая, и если покопаться в ней, то можно найти запутавшиеся колючки и репейник. Эта рыжая борода доставляет нашему Деду много хлопот. После еды она становится мокрой и жалкой, как мочалка, и Дед похож на дьяка из кинофильма «Черевички». Он любит о ковер вытирать свою бороду. А если ковра близко нет, то обо что придется. А до чего Дед смешно выглядит, когда просыпается! Спать он мог в любое время дня и ночи. Борода его сбивается на одну сторону, и Дед почему-то выглядит очень виноватым. Он породистый пес, эрдельтерьер. Хвост у него обрубленный, глаза темно-карие и очень умные. Всякий, кто увидит Деда, не может остаться равнодушным. Одни говорят: «Какой красавец!» Другие: «Где такое страшилище откопали?» Дед добродушный пес: его не тронь — он никогда не заворчит первым. Но его все боятся. Такой уж вид у него внушительный.
Дед нашел Аленкин рюкзак в пять минут. Аленка обрадовалась и кинулась обнимать Деда. А меня смех разбирал. Я догадался, в чем тут дело. Когда мы занимались уборкой, Дед тоже принимал деятельное участие: он таскал на свалку всякий хлам. Под горячую руку оттащил туда и Аленкин рюкзак. А теперь вот принес, гордый такой. Я не стал разоблачать Деда. Он все-таки собака и читать не умеет. Откуда ему ценить приключенческую классику?
Из дому вышел отец и присел рядом с нами. На коленях у него толстая книга. Это научная книга о твердых сплавах. Мой отец инженер-конструктор. Изобретатель. Проектирует станки и пишет технические книги. По этим книгам учатся студенты. Отец еще преподает и Станкостроительном институте. Он три года не отдыхал, все некогда было: то проект, то заграничная командировка, то лекции. А в этом году решил вместе с нами провести все лето. Для того чтобы отдых был настоящим, мы решили идти до нашего дома пешком. И вот дошли. Только отдыхать отец все равно не будет. Зачем бы тогда он набрал столько книг? А портативную пишущую машинку зачем взял?
Мы сидим на крыльце и молчим. Любуемся природой. Дед развалился рядом, на земле. Его рыжая борода шевелится. В ней заблудился красный муравей. Для него борода — дремучий лес. Никак муравью из нее не выбраться. Дед не любуется природой. Дед дремлет. Совсем близко, на сосне, стучит, как из крупнокалиберного пулемета, дятел. Шумят огромные сосны и ели. Ветра нет, а они шумят и шумят. Наверное, ветер запутался в колючих лапах, как муравей в бороде, и не выбраться ему на волю. Солнце потихоньку опускается в озеро. От нашего дома до озера шагов пятьдесят. Вода у берегов потемнела, из глубины один за другим выскакивают пузыри и неслышно лопаются. Подальше от берега вода все время движется. Из серебристой становится зеленой, потом синей и наконец желтой. Солнце и вода перемешались.
В озере, словно скала, возвышается остров. Таких странных островов я еще не видал. Он, как огромный гриб-боровик на толстой ножке, торчит из воды. Берега вокруг острова крутые, обрывистые. На острове сосны, ели, осины. Они прямые и высокие, — кажется, уходят в самое небо. Солнце садится чуть правее острова, и он весь облит желтым сиянием. У береговой кромки сливаются два острова — настоящий и отражение. За островом на дальнем берегу прячется за кустами деревня Островитино. С нашего берега ее не видно. Зато виден белый двухэтажный дом. Дом стоит на холме у самого озера, а дальше начинается сосновый бор. Здесь островитинский детский дом. Сейчас он называется школа-интернат. Там круглый год живут мальчишки и девчонки. Они сюда приехали из разных мест. У многих нет родителей. Третий день живем мы здесь, а я еще не видел ни одного человека. Настоящая глушь. Наш дом стоит на отшибе. В Островитино, где продовольственный магазин, можно добираться по суше и по воде. Если идти через бор, то в деревню попадешь через семь километров. Если плыть по воде, то через три. По воде быстрее, но у нас лодки нет. У самой воды лежит какая-то развалюха. Днищем вверх. На ней хорошо тонуть. Сел — и сразу на дно. Озеро, его называют Островитинское, тянется на двадцать километров. В том месте, где оно выходит к дому лесника, озеро почему-то называют Каменный Ручей. Озеро то сужается, то разливается так широко, что берегов не видно. Оно продолговатое, с тихими заводями и излучинами. С островками и островами. В узком месте торчат черные сваи. Когда-то был мост, а теперь там щуки да окуни гуляют. На плесе небольшие островки из кувшинок и водорослей. Белые лилии блестят на солнце как снежные комки. Долго можно любоваться озером и никогда не надоедает.